А почему бы мне не поступить так?
Мне говорят: рисуй! Рисую: черный, серый,
Лиловый, сизый, пурпур, бирюза.
Рисую изумленные глаза,
И ворох ирисов, и трепетное тело.
Мне говорят: рисуй! Рисую, что велят.
В немой покорности со вкусом акварели
Рисую лето в зимние метели,
Рисую нимф, сатиров и наяд.
Мне говорят - я слушаюсь. Молчу.
Дрожит на пальцах голубая капля.
Рисую небо, лотосы и цаплю.
Рисую через злое "не хочу".
Рисую, рву и комкаю. Рисую.
И вновь, и вновь - и замыкаю круг.
Вот линия надбровных чьих-то дуг,
Всё те же ирисы и след от поцелуя.
Рисую, что велят. А у меня
Весь мир не на бумаге - на ладони.
Он в брызгах розовых сжимается и тонет
И прячется в сиреневых тенях.
Лиловый, сизый, пурпур, бирюза.
Рисую изумленные глаза,
И ворох ирисов, и трепетное тело.
Мне говорят: рисуй! Рисую, что велят.
В немой покорности со вкусом акварели
Рисую лето в зимние метели,
Рисую нимф, сатиров и наяд.
Мне говорят - я слушаюсь. Молчу.
Дрожит на пальцах голубая капля.
Рисую небо, лотосы и цаплю.
Рисую через злое "не хочу".
Рисую, рву и комкаю. Рисую.
И вновь, и вновь - и замыкаю круг.
Вот линия надбровных чьих-то дуг,
Всё те же ирисы и след от поцелуя.
Рисую, что велят. А у меня
Весь мир не на бумаге - на ладони.
Он в брызгах розовых сжимается и тонет
И прячется в сиреневых тенях.