А почему бы мне не поступить так?
Мы остались одни в тишине лесной
Мы остались одни в тишине лесной:
Я с моею вечной спутницей луной.
Только ей открыть я сердце свое смог.
Только у ее распластался ног.
Только к ней дрожащие руки простирая,
Прошептать осмелился: "Поздно. Умираю."
А луна смеялась сквозь еловый мрак,
И в ответ я слышал: "Мальчик, ты дурак".
Я твердил упрямо, что закончен путь,
Что во мхе сыром жажду утонуть,
Что нет силы больше двигаться вперед.
Пусть же мою душу ельник заберет.
А она плескала мне в лицо свой свет,
И шептала весело: "Мальчик, это бред!"
И ее приказу внемля через боль,
С глаз и с век опухших вытирая соль,
Я поплелся дальше, продираясь прочь
Через острый лапник в режущую ночь.
Свет луны журчащий обнимал мне плечи.
Нас с ней было двое. Каждый - искалечен.
Мы остались одни в тишине лесной:
Я с моею вечной спутницей луной.
Только ей открыть я сердце свое смог.
Только у ее распластался ног.
Только к ней дрожащие руки простирая,
Прошептать осмелился: "Поздно. Умираю."
А луна смеялась сквозь еловый мрак,
И в ответ я слышал: "Мальчик, ты дурак".
Я твердил упрямо, что закончен путь,
Что во мхе сыром жажду утонуть,
Что нет силы больше двигаться вперед.
Пусть же мою душу ельник заберет.
А она плескала мне в лицо свой свет,
И шептала весело: "Мальчик, это бред!"
И ее приказу внемля через боль,
С глаз и с век опухших вытирая соль,
Я поплелся дальше, продираясь прочь
Через острый лапник в режущую ночь.
Свет луны журчащий обнимал мне плечи.
Нас с ней было двое. Каждый - искалечен.